Праздновать нечего: почему Европа не отмечает 25-летие создания ЕС

Дмитрий Добров, обозреватель Inosmi.ru

Ровно 25 лет назад, 7 февраля 1992 года, в голландском городе Маастрихт двенадцать стран-членов ЕЭС подписали договор об учреждении Европейского союза.

ЕЭС (Европейский экономический союз) превращался в ЕС, что выводило его участников на принципиально новый уровень интеграции.

Этот уникальный проект был прежде всего политическим: ставилась задача объединить европейские государства-нации в единую федерацию, своего рода Соединенные Штаты Европы.

Надо отметить, что на первых порах проекту сопутствовал успех: ЕС успешно развивался, в его состав были приняты государства Южной и Восточной Европы, введена единая европейская валюта евро, заметно вырос международный авторитет нового объединения.

Согласно Маастрихтскому договору, были расширены полномочия Европейского парламента в Страсбурге, введено понятие "гражданин ЕС". Был также утвержден принцип единой внешней политики и обеспечения безопасности, заложены основы общей политики в области правосудия, иммиграции и охраны порядка.

Договор провозглашал переход к единой европейской валюте — евро, — которая была введена в обращение в 2002 году. Будущие члены еврозоны были обязаны выполнять "критерии Маастрихта", они теряли "монетарную суверенность" и в дальнейшем — право самим устанавливать размер бюджетного дефицита.

Лиссабонский договор — вынужденная мера

Но в октябре 2007 года в Лиссабоне был подписан договор о реформе ЕС, дополнивший и развивший идеи Маастрихта. По факту Лиссабонский договор стал "эрзац-конституцией" ЕС, он окончательно оформил сложную юридическую и бюрократическую структуру, которая характеризует сегодняшний Евросоюз.

Лиссабонский договор — вынужденный акт, хитрая уловка еврократов, его появление связано с провалом конституции ЕС на референдумах во Франции и Нидерландах и необходимостью обеспечить функционирование Евросоюза в условиях расширения с 15 до 27 стран-членов. Именно в Лиссабонском договоре прописан знаменитый пункт 50, который предусматривает условия и процедуру выхода из ЕС.

Сегодня, четверть века спустя, приходится признать серьезнейшие трудности с реализацией амбициозного европейского проекта: разногласия внутри ЕС нарастают, страны с разными уровнями экономического, культурного и политического развития интегрировать не удалось.

Повсюду поднимает голову национализм и правый популизм. Юг Европы недоволен доминированием Германии и жесткими нормами финансовой политики, навязанной Брюсселем. Тяжелейший удар по европейскому проекту нанес референдум в Великобритании, в ходе которого большинство британцев высказались за выход из Евросоюза.

Первые звоночки и первый беглец

Первый сигнал нынешнего европейского кризиса прозвучал в 2010-м, когда на грани банкротства оказалась Греция.

Вторым этапом стал миграционный кризис 2015 года: на фоне волны беженцев в конфликт вошли национальные интересы практически всех стран Евросоюза.

Но самым серьезным испытанием для ЕС стал референдум по Brexit в Великобритании, который положил начало первому "разводу" в истории Евросоюза.

Граждане Великобритании тщательно взвешивали плюсы и минусы такого решения (причем экономических минусов было явно больше), однако основным моментом стал подъем национального самосознания и нежелание подчиняться омертвевшему, забюрократизированному руководству ЕС в Брюсселе.

Создается впечатление, что процесс суверенизации запущен во всех странах и регионах Европы. Остановить его сможет только выход на политическую арену убежденных патриотов Европы, которые вдохнут новую жизнь в угасающий европейский проект.

Не то, о чем мечтали

Еврократы создали громоздкую бюрократическую структуру, которая отчитывается сама перед собой и не связана напрямую с волей граждан Европы. Это совсем не то, о чем мечтали "отцы-основатели" единой Европы — Робер Шуман и Жан Монне, Шарль де Голль и Конрад Аденауэр.

Штаб-квартира ЕС в Брюсселе разрослась до невероятных для Европы размеров. Всего в центральных органах, институтах и агентствах Евросоюза занято свыше 46 тысяч человек. Они печатают тысячи законов и инструкций, многие из которых просто абсурдны.

Не выдерживают испытания жизнью и финансовые идеи Маастрихта, заложенные в 1992-м тогдашним министром финансов Германии Тео Вайгелем: максимальный дефицит госбюджета в 3%, госдолг — 60%. Эти критерии не в силах выполнить не только экономически более слабые экономики юга Европы, но даже такие страны, как Франция.